О Фрих-Харах
Очень люблю рассматривать композицию Фрих-Хара «Укротительница тигров», которая стоит у меня на столике у окна. Всю жизнь она в нашем доме и каждый раз, глядя на нее, нахожу в ней что-то, чего не видела раньше. Естественно, что воспоминания тут же заполняют меня нескончаемым потоком.
Квартира Фрих-Харов на Масловке. Площадь квартиры 24 кв.м. Кухня – 2,5 кв.м. Там жили: скульптор Исидор Григорьевич Фрих-Хар, его жена, скульптор Мария Петровна Холодная, дети двойняшки Галя и Митя и домработница Настя, которая была практически членом семьи. Кстати, ее портрет написал С. Я. Адливанкин, а недавно я нашла карандашный набросок к этому портрету. До того, как построили мастерские, художники в основном работали дома. Можно представить, да нет, просто невозможно представить, как здесь жили и работали Исидор Григорьевич и Мария Петровна. Я не знаю, как они размещались в этой крошечной квартирке, помню только, что в центре большой комнаты с балконом стояла стойка с глиной, и Мария Петровна лепила, а вокруг жизнь шла своим ходом, и каждый занимался своими делами. Над кроватью висела фотография красивого молодого человека. Она запечатлелась в моей памяти и только, будучи уже взрослой, я узнала, что у Марии Петровны был старший сын Петя Сагайдачный. Окончив школу, он ушел добровольцем на фронт.
Сын С. Я. Адливанкина Миша дружил с Петей, который был для него большим авторитетом. Оба мальчика погибли в боях этой страшной войны. Учительница, у которой учился Петя, организовала в школе, музей боевой славы и вместе с Марией Петровной издали книгу «Дневник Пети Сагайдачного». Один экземпляр М. П. Холодная подарила Самуилу Яковлевичу с такой дарственной надписью: «Самуилу Яковлевичу Адливанкину в знак самой сердечной дружбы, на память о Пете. 1963г. 21/Х!! М. Холодная». Вот и выплыла из закоулков памяти эта фотография над кроватью. Так соединились действительность и память.
Несколько больших аквариумов очень органично нашли свое место в этой крошечной квартире. Они всегда были чистые и ухоженные. Очень красивые. Балкон был превращен в маленький с любовью обработанный садик. Бурно цвела там настурция и другие цветы. Почему тогда не было разговоров о том, что тесно жить, что нет возможности работать? Может быть потому, что даже такие условия жизни, по сравнению с теми, в которых жили до этого, казались прекрасными, а творческий человек без работы себя не мыслит. А может быть, люди были в то время намного терпимее, чем сейчас.
В нашей семье Исидора Григорьевича всегда называли ласково Фрих-Харчик. Я, малышка, даже не представляла себе, что у него есть другое имя. Вот тогда-то я и получила один из первых жизненных уроков. Гуляя во дворе, я упомянула об аквариумах у Фрих-Харчика. И тут же мне кто-то из ребят сказал, что я совершенно не воспитана, что нельзя так обращаться к взрослому человеку, что у него есть имя «Исидор Григорьевич». Я поняла, что это правильно, но согласиться с этим так и не смогла. Было что-то в обращении «Фрих-Харчик» родное, домашнее, ласковое, наполненное большой любовью.
В связи с семьей Фрих – Харов мне вспоминается такая история. У нас было много посуды, подаренной Исидором Григорьевичем и Марией Петровной. Бледно-сиреневые подвесные кашпо для цветов, сахарницы, хлебницы, блюда. Помню, как дома часто говорили, что Мария Петровна поехала в Конаково. Я не знала, что это такое, но Мария Петровна и загадочное Конаково были для меня неотъемлемы друг от друга. Со временем что-то из подаренного нашей семье разбивалось, в силу того, что все вещи использовались по их прямому назначению, и к началу 1990 года у меня осталась композиция «Укротительница тигров» Фри-Хара и я, сидящая на стульчике, работы М. П. Холодной конца сороковых начала пятидесятых годов. Такого же плана фигурка Млады Финогеновой сохранилась у нее. Какую прекрасную гармоничную пару они составляют. А у мамы осталась охристая сухарница. Вот об этой сухарнице и пойдет рассказ.
Началась война. В конце 1941года прабабушка, и мама, взяв меня двухмесячную, уехали в эвакуацию на Урал в город Асбест, где живут наши родственники, с которыми нас связывают очень теплые и дорогие для меня отношения до сих пор. Среди вещей, которые взяли с собой, была и эта сухарница. В конце 1942 года Самуил Адливанкин с женой приезжают в Свердловск и останавливаются в семье брата жены, где и своих ртов было много. Но, не смотря на это, их принимают, а вскоре туда перебирается мама, прабабушка и я. Самуил Яковлевич работает в АГИТВИТРИНе. Мамина двоюродная сестра Е. И. Бартош рассказывает, что когда однажды она пришла навестить нас, то увидела такую картину: три двухлетние девочки (две Тани и Лена) стояли в деревянной кроватке и тоненькими голосами тянули - себа, себа, себа. (Хлеба, хлеба, хлеба).
Но все проходит. В середине 1943 года мы возвращаемся из эвакуации домой. Если почти двухмесячный переезд в Асбест был адски тяжелым, то не менее тяжелый переезд обратно казался намного легче, по словам мамы. Ведь это был путь домой! В Москве на вокзале мама потеряла вещи. Найти их было практически невозможно, так как весь вокзал был завален тюками, узлами и огромным количеством людей, живущих здесь месяцами. И вдруг, проходя мимо горы тюков, уже потеряв всякую надежду, мама увидела краешек родной сухарницы. Раскопав эту кучу, она нашла все вещи, которые везла с собой. Никогда не расставалась мама с этой сухарницей, она всегда была у нее на столе. Вся в мельчайших трещинках, как лицо древней старушки. Мама ее очень берегла и всегда говорила, что из этого мира они уйдут вместе. Наверное, существует что-то не подвластное нашему визуальному восприятию. Это «что-то» дает нам знак в тот или иной момент, а мы не всегда умеем понять его. Сохранившись в таком аду, сухарница однажды просто развалилась на столе на три куска, по тем самым трещинам, которые были на ней много лет. Мама сказала: «Значит скоро пора и мне». Несколько месяцев спустя, ее не стало.
Татьяна Крюкова